— Вы сказали, что это была последняя экспедиция, после нее вы ушли с заведования лабораторией в Звездном. Почему приняли такое решение?
— Было уже понятно, что если что-то произойдет, то эта система грохнется так, что под собой похоронит всех. Пришел Сердюков, началось разваливание всего и вся. И ребята, те самые молодые львы, стали уходить. Сначала один ушел — ладно, потом второй ушел — справимся, третий… Я начал понимать, что последний программист ушел, и без него мне совсем тяжело. Осталась еще пара молодых офицеров, и всё. А была же еще прослойка средняя, не совсем старики. Они в основном были старшими офицерами, успевшими получить в Звездном квартиры, дачи, и были преимущественно заняты этим. Их дети заканчивали школу или учились на первых курсах институтов. А они сами были уже не про дело, не про полеты, а про деньги, обеспечение себя, семьи, жен. И я понимал, что или делать карьеру и обходить их — это значит быть виновным в том, что заслуженные люди потеряют в статусе, деньгах и не смогут обеспечить семью; или идти по пути замены подчиненных, обосновывать, что для развития лаборатории нужны люди, другие по квалификации и возрасту, а этому до пенсии год-два остался, и как его двигать? Я понимал, что начинаю во всем этом вязнуть. А тут для меня удачно Звездный расформировали как воинскую часть, и нас отправили в распоряжение Главкома ВВС. И я почувствовал очень остро, что вот они — флажки висят, и либо я иду вдоль флажков, и мне понятно, чем все закончится, либо я прыгну за флажки, где есть возможность другой жизни. Эти старые волки вокруг меня — они тоже когда-то были молодыми львами, и вот что с ними стало… И я принял решение «прыгнуть за флажки».