Такой близкий Дальний Восток
культура / 29 СЕНТЯБРЯ 2024
Что делает разумный человек, если у него необыкновенная слабость, прыжки температуры, головокружение и кашель, который выворачивает душу наизнанку? Правильно, ложится в постель, принимает лекарства, обращается за помощью в ближайшую поликлинику.
Антона Павловича Чехова трудно заподозрить в недостатке ума, но он поступил иначе. Классик отправился на Дальний Восток.
Он сам был врачом и собственный смертельно опасный диагноз не являлся для него секретом. Туберкулез преследовал его с детства. Но доктора-сочинителя не остановили ни вцепившаяся в легкие чахотка, ни отговаривающие от поездки друзья и родные. У многих из окружения Чехова подобное решение не встретило понимания. Одни увидели в этом легкомысленное чудачество, сумасбродный каприз, другие — оригинальничанье, позу, желание привлечь внимание публики. Пропиариться, как сказали бы сегодня.
И почему надо непременно ехать на Сахалин?! Ведь есть же Лазурный берег, Баден-Баден, Рим, наконец! Оно и ближе, и целебней.

Гоголю, например, город, куда ведут все дороги, вернул здоровье и жизненные силы, дал вдохновение для написания многих страниц, ставших обязательными для изучения в школах нескольких поколений. Именно здесь «сеньор Никола», как называли его итальянцы, создал свою непричастную гибели и забвению поэму «Мёртвые души». И о России ему лучше думалось и писалось в Риме, где она представала перед ним «вся, во всей своей громаде».

Павловский И.И.: Деревня ссыльных. Сахалин. Из частной коллекции Чехова. Источник: Wikimedia.
Однако на этот раз Чехов проигнорировал «столицу мира» и другие чарующие города Европы, где неоднократно бывал. Оставил он и свою ялтинскую «Белую дачу» с прекрасным садом и сухим воздухом, который оказывал благотворное влияние на ослабленный недугом организм.
Не о выздоровлении помышлял. И не вдохновения искал, выбрав маршрутом остров Сахалин. Можно строить различные предположения, но и по прошествии почти полутора столетий не до конца ясны истинные мотивы, заставившие писателя предпринять этот рискованный вояж.
Чехову исполнилось 30 лет. Кризис середины жизни. Смерть брата Николая. Затянувшееся «подлейшее настроение».
Из письма А. П. Чехова его другу, издателю и литератору А. С Суворину: «Я не разочарован, не утомился, не хандрю, а просто стало вдруг все как-то менее интересно. Надо подсыпать под себя пороху».

Всё это так. Но есть и ещё кое-что. Из другого письма Чехова тому же адресату: «…пуды исписанной бумаги, академическая премия, житие Потемкина — и при всем том нет ни одной строчки, которая в моих глазах имела бы серьезное литературное значение».
Уже тогда возникла эта потребность в чём-то по-настоящему серьёзном, важном. Через десяток лет ему будет присуждено звание Почетного академика по разряду изящной словесности Императорской академии наук, от которого он откажется.
Тридцатилетний Чехов подспудно осознаёт ограниченность и нерасторопность самого художественного текста по части перемен в несовершенном мироустройстве. Ему хочется не «маленькой пользы», а большого дела, исправляющего несправедливую реальность в обозримом времени. И он устремляется на Сахалин, который долгие годы был задним двором российской империи, скрытом от глаз каторжным адом.
Суворин неосмотрительно замечает писателю, что «Сахалин никому не нужен и ни для кого не интересен».
Вот отповедь Чехова в ещё одном письме к другу и брату по литературе:

«Сахалин может быть ненужным и неинтересным только для того общества, которое не ссылает на него тысячи людей и не тратит на него миллионов. <…> Не дальше как 25—30 лет назад наши же русские люди, исследуя Сахалин, совершали изумительные подвиги, за которые можно боготворить человека, а нам это не нужно, мы не знаем, что это за люди, и только сидим в четырех стенах и жалуемся, что бог дурно создал человека.

Сахалин — это место невыносимых страданий, на какие только бывает способен человек вольный и подневольный. Работавшие около него и на нем решали страшные, ответственные задачи и теперь решают. Жалею, что я не сентиментален, а то я сказал бы, что в места, подобные Сахалину, мы должны ездить на поклонение, как турки ездят в Мекку, а моряки и тюрьмоведы должны глядеть, в частности, на Сахалин, как военные на Севастополь.

Из книг, которые я прочел и читаю, видно, что мы сгноили в тюрьмах миллионы людей, сгноили зря, без рассуждения, варварски; мы гоняли людей по холоду в кандалах десятки тысяч верст, заражали сифилисом, развращали, размножали преступников и всё это сваливали на тюремных красноносых смотрителей. <…> Нет, уверяю Вас, Сахалин нужен и интересен, и нужно пожалеть только, что туда еду я, а не кто-нибудь другой, более смыслящий в деле и более способный возбудить интерес в обществе".
Но других желающих отправится на «остров страданий и слёз» не нашлось. Чехов не страдал мессианским комплексом, ему было просто необходимо перейти от слов к делу. Увидевшая свет в 1895 году книга «Остров Сахалин» возымела действие, вызвала широкий общественный резонанс, обратив взоры читающей публики на Дальний Восток. Туда, где раньше восходит солнце и где человека, лишенного свободы, низводят до состояния скота. Свист розог и кандальный звон был услышан в Москве и Санкт-Петербурге. Беспощадные факты, описанные Чеховым, дошли до ушей чиновников из Министерства юстиции и Главного тюремного управления.
Театральный критик, журналист и публицист Влас Дорошевич в своей книге «Как я попал на Сахалин» напишет: «Тут, батюшка, Чехова пустили — так потом каялись! Пошли из Петербурга запросы… Как у вас? Что? Почему? Отчего такие порядки?»
Чтобы унять поднявшееся в обществе волнение, царское правительство отправило на Сахалин специальную Комиссию. Её доклады о положении дел на острове изгнания позже стали основанием для пересмотра «Устава о ссыльных» и внесения ряда реформ. Например, были отменены наказания каторжан плетьми. Был и другой позитивный эффект — на Сахалине начали активно строить для ссыльно-каторжных ясли, школы, приюты.
«Остров Сахалин» стала книгой-событием. Скупой на самопохвалу Чехов был удовлетворен тем, что в его «литературном гардеробе будет висеть и этот жесткий арестантский халат».

В заметке газеты «Сибирский вестник», вышедшей вскоре после публикации путевых заметок, сказано, что «Чехов на этот раз мало описывает как художник. От слога его, сжатого и холодного, веет как будто тоской приунывшего туриста, не замечающего красоты окрестных мест».

Это не так. Замечал. В его письмах из путешествия есть и о богатырской силе Енисея, о красоте Селенги, о сибирской поэзии и об интеллигентности Иркутска. Но «вся эстетика пошла к черту» из-за адского холода и омрачающих сердце Чехова судеб тех, кого он встречал на своем пути.

Обложка книги «Остров Сахалин» А.П. Чехова. Источник: ar.culture.ru.
Однако ему верилось, что в Сибири и на Дальнем Востоке будет иначе, что «полная, умная и светлая жизнь осветит со временем эти берега».
Сегодня на Дальний Восток смотрят с большим интересом и вниманием. Туда направлены лучшие специалисты страны, немалые силы и огромные средства. Перспективы этого края очевидны и грандиозны. В его ландшафте множество удивительных красот, а в недрах — бесценных ресурсов.

Но именно Чехов разглядел главную драгоценность этих мест. В письме с Сахалина своей сестре он пишет: «Боже мой, как богата Россия хорошими людьми!».

Будем справедливы и благодарны — Чехов был первым, кто приблизил к нам Дальний Восток. Теперь это совсем рядом.

Островитяне бережно хранят и чтят память о пребывании у них одного из самых человечных русских писателей. На Сахалине множество мест связано с его именем. А ровно 29 лет назад, 29 сентября 1995 года, в городе Южно-Сахалинске был открыт замечательный литературно-художественный музей, посвященный именно этой книге Антона Павловича Чехова.